Короче говоря, сильно сложный конгломерат: Прощеное Воскресенье, Жертвенное Чучело, 8 марта, милиции много, шашлычок горит, все черно-белое. И чувствуется, что черным на белом эти события по нраву, разве что маловато будет, тоскливый азарт в глазах, ненатуральный хохот с прогибом кзади, руки чешутся. В башке – сплошное укрепление вертикали, готовность номер один.
Караоке
Само по себе Караоке – дело, находящееся за гранью добра и зла. Владимир Ильич ошибался, когда называл кино самым важным искусством. Конечно, Караоке тогда еще не было, но гений на то и гений, чтобы все предусмотреть.
Я, например, считаю, что глупо и расточительно ограничивать Караоке музыкально-песенными опытами. Надо это занятие как-то присобачить к тому же кино. Пусть народ кроит сериалы «Остановка по требованию» и «Вечный зов» по своему вкусу. Глаша и Коля пусть поженятся, а Прохор с Демидом пусть исправятся. Или к книгам: специальные выпускать, с пробелами. Берешь Дашкову-Бушкову и пишешь главными героями всех знакомых. Автором – себя. Я бы и конституции такие шлепал, и думские законы, пускай продаются в ларьке. Куда интереснее и полезнее сканворда.
Когда перед Парком Победы устроили аттракцион с Караоке для всех желающих, за Караоке выстроилась огромная очередь. За правом самовыразиться, хотя в магазинных очередях это удается гораздо лучше. Дальше нужно напрячься и представить: в очереди царила животная ненависть к тому, в чьих руках оказывался, наконец, микрофон. Дорвавшийся до раздачи счастливец самозабвенно пел. Но никто его не слушал, каждый его проклинал и желал ему подавиться и умереть. Каждому не терпелось спеть свою песню.
Молодые львы
Я соскучился по высоким молодым людям в черных пальто.
Мне их не хватает. Они оживляли город.
Правильно говорят: что имеешь, того не ценишь. Я их, правда, не имел – скорее, возникали контрпоползновения, но я всегда очень ловко уворачивался.
Эти люди появились осенью 94 года. Они наводнили улицы, и мне казалось, что это вечно один и тот же человек, который начал дробиться и отражаться в капельках питерского тумана. Он излучал уважительный восторг и назойливо заражал прохожих разными идеями. Одет он был в расстегнутое черное пальто, волосы торчали продвинутыми стрелочками в соответствии с модной тогда моделью. На плечи падал мокрый снег. Непогода не производила на молодого человека никакого впечатления. Он поймал меня и попытался продать игрушечное канадское пианино.
Я сморозил глупость:
– У меня нет детей.
– Прекрасно! – уверенно улыбнулся молодой человек. – Но у ваших-то знакомых есть!
Он вынул из-за пазухи разноцветное пианино и заиграл гадость.
Я бросился бежать. Молодой человек прощально взмахивал руками, как ворон крылами.
Распродав все пианино, молодые люди сколотили маленький капитал и сделались мормонами. Теперь они перемещались парами, в черных же парах, с опознавательными табличками и в темных очках. Закалившись в процессе торговли музыкальными инструментами, они перестали улыбаться и переходили к делу с механическим бесстрастием.
– Вы читали Библию?
– Да.
– Но вы, конечно, хотите еще лучше знать Библию?
Меня не покидало ощущение, что они гомосеки. Шагают, бывало, на свою явку – сосредоточенные, сдержанно улыбаются, рукой отмахивают шаг, рукава закатаны, пиджаки на плечах. Совершенные гомосеки!
Вообще, очень опасная Церковь.
Мне рассказывали про одного гинеколога. К сожалению, профессия этого доктора ничему не научила. Он познакомился сразу с двумя девушками из племени мормонов, после чего проникся, преисполнился и вознамерился присоединиться.
Он соблазнился многоженством. Но вскоре выяснилось, что многоженство гинекологам не положено.
Так что он еле вырвался.
Напрасно ему обещали, что в случае мормонства в специальной секретной скале высекут его имя, место работы и год окончания медицинского института.
Кричали об этом вслед.
Символы Бедности
У нас во дворе гуляют Символы Бедности.
Во всем мире Символам Бедности положено рыться в помойном баке.
Они и роются. Товарный знак отрабатывают.
Я не хочу сказать, что все это ерунда. Какая-нибудь бабушка, очень возможно, и вправду ищет хлебушек.
Но только сдается мне, что подавляющее большинство роется в баке, потому что нравится.
Я часто вижу, какие сложные вещи они оттуда тащат. Какие-то радиодетали, схемы с болтающимися проводами, дощечки.
Такое с голодухи-то и не придумаешь взять.
Потом конструируют безумные машины для воздействия на соседей космическими лучами.
В доме напротив как раз живет один человек, который давно жалуется. Он ученый, ночами не спит, книжки читает. Во всем доме, бывает, огни погашены, а у него лампочка горит.
Я с ним однажды познакомился, и он сразу сказал, что КГБ обрабатывает его психическими лучами.
Но это, конечно, не КГБ. КГБ обрабатывает целую страну единым чохом, на черта ему этот ученый.
Это помоечный пенсионер-радиолюбитель что-то изобрел, а в патентном бюро его, как и полагается, послали к чертовой матери.
Так что все гораздо сложнее, чем кажется. Речь идет о философии, образе жизни, внутренней склонности. Парижские клошары, например – это ж отдельная категория существ, гордых и независимых. Один к моей жене, помнится, подошел на Северном вокзале. Очень галантный, настоящий француз. Ногти черненькие, в глазах чертики. Сеточку держит в руке, а в ней – бутылка красного вина и длинная булка торчит. «Мадам не откажется со мною позавтракать?»
Это не Символы Бедности.
Символ Бедности – это я. Полез сегодня в карман, пересчитал мелочь и ужаснулся.
Космическая Одиссея
Лет тридцать назад в нашем дворе стоял пивной ларек.
Покойная бабушка относилась к нему с несоразмерной ненавистью.
«Пить хотят! – цедила она сквозь зубы. – Всех бы на ракету, да в космос!»
Отряд космонавтов не возражал. Космопорт осторожно жужжал сотнями голосов. Многие лежали на своих вещах в ожидании жидкого пайка. Слепые и хромые космические барды-бродяги били по гуслям, выкрикивая бессвязные космические междометия.
И вдруг ларек пропал.
Он стартовал ночью, и взял на борт всех: двор опустел. Все произошло едва ли не в точности, как в романе Житинского «Потерянный Дом».
Ларек не вернулся на Землю. Шли годы; за это время уже успели подрасти новые поколения звездоплавателей. Пока они довольствуются тем, что обивают пороги вербовочных пунктов, которые организованы в кафе «Ева» и «Флаг-Мэн».
Но одному ветерану все-таки повезло с возвращением. Он долго скитался и многое повидал. Ему случалось видеть страшные и черные дыры. Он высидел сорок Чужих, развел костер на Солярисе и сочетался гражданским браком с Кассиопеей. Космические споры, разносящие по галактике углеродную жизнь, сыпались из него, как медная мелочь. Между прочим, они и впрямь были на нее очень похожи.
Никто не посочувствовал Одиссею. Его Телемака растоптали «быки», а Пенелопа послала звездного волка в собственную рифму.
Я видел, как он лежал на проезжей части, слегка задетый современной, непривычного для него вида, машиной. Он томно ворочался и хрипло пел про Зеленые Холмы Земли.
– Хрен его знает, откуда он тут взялся, – раздраженно приговаривал водитель машины. – Эй, мужик! Тебе плохо, мужик?
Как ему объяснишь? И плохо, и сладко, потому что – Земля.
С миру по нитке
…на улице я повстречался с одной бабулей.
Грузная, обремененная сумкой, она дошла до поребрика (дело было возле помойки, так что язык не поворачивается произнести «бордюр»), притормозила. Осторожно переступая, она свела брови, обратила ко мне пустые глаза и озабоченно-сосредоточенно сообщила:
– Потихонечку…
И я вот все думаю: что в этом самом «потихонечку» было? Какое послание? Почему ей захотелось поставить меня в известность о своем потихоночном перемещении в пространстве?
Может быть, она по привычке напоминает себе вслух о собственном существовании, подтверждает его и радуется удачливости своего бытия.
Может быть, она бессознательно вампирит, используя меня в качестве фотоэлемента и желая хоть на миг закрепиться в стороннем отображении. Похищает крупицу внимания.
Так и живет в отражениях заднего плана.
А со мной вообще повезло. Обратилась, сама того не зная, прямиком в ателье по пошиву виртуальных распашонок.
Вай-Болит 2003
В моем дворе успешно продолжается сооружение Центра Танатотерапии.
Идут отделочные работы.
Завлекательную табличку сняли и переместили в предбанник, за первую дверь.
Мне, должно быть, повезло наблюдать и самого хозяина: доктора Танатоса. Это был восточный человек, похожий на гориллу, слегка и без любви ухоженную. Одетый в песочный костюм с металлическим блеском, засунувши руки в карманы, он молча стоял и смотрел в глаза другому существу, на вид – урожденному в Южной Азии. Существо, украшенное вязаной шапочкой, сидело в дверях, на корточках, ничего не делало, улыбалось и тоже смотрело в глаза доктору Танатосу.
